Михаил Пак. ОМСАРИ - НЕЖНОСТЬ В МОЕМ СЕРДЦЕ
На моей исторической родине – Южной Корее я бываю часто. Езжу туда с 1991 года. За это время ознакомился в Корее с рядом достопримечательностей, такими, как памятники старины Бульгукса, Соккурам, Кенбоккун, Токсугун и другими. А также крупнейшими фирмами, которые у каждого россиянина на слуху – Hyunday, Samsung, LG, металлургический завод в Похане и другими. Побывал в городах: Пусане, Теджоне, Ульсане, Кванчжу, Самчонпхо, на острове Чечжудо.
Но мне бы хотелось поделиться с читателями другими воспоминаниями, рассказать о маленьком поселке Омсари, затерянном в горах, где мне довелось жить целый год, с весны 2002 по лето 2003 года. (Мой друг И Ын-су снял здесь для меня светлые апартаменты, чтобы я мог заниматься живописью). Отсюда до города Тэджона пятнадцать минут ходу на машине и два часа на поезде – до Сеула.
Омсари был поселок тихий, с чистыми улицами, современными домами, утопающими в густой зелени деревьев. В центре находились супермаркет, почта, рестораны. И стояла на возвышении протестантская церковь, ее купол венчал крест, ярко светившийся по ночам в темном небе. Раз в неделю по вторникам поселок оживал, – на улицах ставились палатки и шла бойкая торговля овощами, фруктами, рыбой, домашней утварью, одеждой… Рядом с прилавком детских игрушек соседствовала стойка лекарственных кореньев и трав, а рядом с веселой аджума, предлагавшая покупателям морскую живность, пожилой мужчина жарил на самодельной печи батат… Только с наступлением сумерек пестрая ярмарка умолкала, торговцы грузили в свои машины оставшийся товар и уезжали. В Омсари воцарялась тишина.
По утрам, – если позволяла погода – я отправлялся на окраину поселка, находил пейзаж, созвучный моей душе, и, устроившись поудобнее, писал этюд, не замечал, как пролетали незаметно два–три часа. До меня долетали отдаленные звуки поездов со станции, крики птиц с лесного массива, шелест листьев на ветру. Все окружающее было для меня незнакомо, и пейзаж здесь отличался от российского, и дома другие, и деревья, и трава… Я с жадностью впитывал в себя окружающее, каждый предмет, и самый воздух, – ведь здесь, на этой земле жили мои далекие предки.
Однажды, бродя с этюдником на плече, я наткнулся у подножья живописной сопки на одинокую глинобитную хижину, крытую черепицей, еще хранившую в себе тот древний патриархальный уклад деревенской жизни, который нынче увидишь только в фильмах или на пожелтевших от времени черно–белых фотографиях. Под навесом хижины на стене висели гирлянды лука, связки красного стручкового перца, сушеной рыбы… Я сел неподалеку, и писал старый дом, тщательно выписывал каждый предмет. Время от времени из дома выходила хозяйка, молодая женщина, не замечая меня, что–то делала по хозяйству, развешивала на веревке белье или набирала в миску соевой пасты из огромного керамического чана, расположенного во дворе в тени деревьев… Когда женщина надолго уходила в дом, мне чудилось, что она вот–вот появится, переодевшись в национальное платье – ханбок, устроится на циновке и, размеренно подыгрывая себе на барабане – буке, запоет на пхансори, поведает грустную историю любви пастуха и небесной феи… Дни проходили незаметно… Я продолжал писать этюды. Сельские жители, должно быть, привыкли к появившемуся здесь художнику, который каждый день писал природу, но, не желая отвлекать его от работы, не приближались, чтобы взглянуть на холст. Только однажды, какая–то женщина окликнула меня:
«Наш маыл рисуете?! Ведь, правда, он красивый?!» «Да! – отзывался я. – Очень красивый!»
В полдень, проголодавшись, я шел к станции – там неподалеку от железной дороги располагался ряд приземистых ресторанчиков, я облюбовал один из них, где подавали отменный сундэ–кук (суп с домашней свиной колбасой). На столик мне хозяйка–аджума ставила такую большую чашку, что я насилу одолевал ее. Привлекал меня этот ресторанчик не только размером порции и дешевизной, но и потому, что готовящийся там сундэ по вкусовым качествам напоминал тот сундэ, что делали мои бабушка с мамой. Я помню очень явственно картины детства в узбекском селе, где я родился, когда сундэ готовили исключительно в дни торжеств или праздников: свинью закалывали с утра, освежевали. Бабушка с мамой тщательно промывали кишки, затем начиняли их массой, куда входили рис, свиная кровь, чеснок, семена петрушки, перец и другие специи. Концы кишок завязывались ниткой, и этот полуфабрикат помещали в кипящий котел… А мы, детвора, с нетерпением ждали, когда поспеет лакомство.
В маленьком ресторанчике у вокзала я всегда вспоминал свое детство.
В общем, отведав сундэ, я шагал домой. Придя к себе, я вешал на стену свежий этюд и сравнивал его с другими, написанными прежде. Какие–то работы я переписывал на большой холст, а некоторые неожиданно подсказывали мне тему для картин. Так, я написал картину «Домой». Верхом на осле бабушка и два загорелых внучонка, едут домой в летнюю пору, среди горного пейзажа. Написанную картину я показал другу И Ын-су. Ему картина понравилась, он сказал: «Да, так и было раньше… Верхом на осле детишки со своими бабушками ездили в гости к родственникам. У нас тоже во дворе был привязан ослик. Хочешь, покажу деревню, где я родился?» И мы поехали на родину Ын-су. Машина наша петляла по горам около двух часов и, наконец, выбралась на зеленую равнину. Здесь раскинулись рисовые поля. Завиднелась впереди деревня – белые домики с оранжевыми черепичными крышами. И Ын-су показал школу, где он учился, и речушку, где он с друзьями пропадал целыми днями, ловил рыбу и купался. Вскоре мы подъехали к небольшому дому, во дворе старушка, мать И Ын-су перебирала стручковый перец. Я поклонился ей. Она была похожа на мою бабушку. Я сделал несколько карандашных набросков старушки. А потом, вернувшись в поселок, написал картину «Полдень. Сушка перца». (На моей персональной выставке, состоявшейся в Сечжонском Центре Искусств в Сеуле в 2004 году, картины «Домой»и «Полдень. Сушка перца»тоже были представлены).
От местных омсаринских жителей я слышал об источнике в горах, и решил взглянуть на него. Закинул за спину рюкзак с пустыми пластиковыми бутылками, и отправился в путь. Люди подсказали мне дорогу. Я пошел улочками городка вверх по склону холма, мимо церкви и ухоженных нарядных домов. Вскоре подошел к подножью сопки, где были выложены из камней ступеньки. Поднялся наверх, перевел дух, и двинулся дальше по песчаной дорожке, которая, спустя минут десять, привела меня прямо к источнику. Там из щели в скале бежала изумительно чистая, вкусная холодная вода. С тех пор мои походы к горному источнику стали регулярными. Мне нравилось сидеть у ручья на траве, наслаждаться тишиной леса и слушать тихое журчание воды.
Безмятежное погружение в окружающую природу питало меня живительной энергией! Я ощущал неразрывную связь с этой древней землей, где некогда жили мои прародители. Я находил утраченное чувство родства со страной предков, хотя объяснить все нюансы этого чувства вряд ли возможно...
И сейчас, в Москве, когда за окном моей квартиры властвует суровая холодная зима, я вспоминаю Омсари – нежную мелодию в моем сердце.