Главная  /  Творчество  /  Проза  /  Анатолий Ким. ПЛАЧ ПО МАТЕРИ В СЕУЛЕ

Анатолий Ким. ПЛАЧ ПО МАТЕРИ В СЕУЛЕ

Анатолий КимУ этого человека имеется теперь три комочка земли. Один кусочек засохшей глины от могилы матери ибо у него была мать, как и у всякого из людей на этом свете. Другая щепоть рассыпчатого лесного чернозема - с могилы Льва Толстого, а это значит, что наш человек тоже писатель и он больше других писателей почитает и любит великого русского графа. Третий комочек еще сырой, вязкой серой землицы, пронизанной ниточками травяных корней, он взял недавно с тропинки на краю рисового поля в краю Каннынг, что на восточном побережье Кореи. Оттуда произошли предки этого человека, и там он впервые побывал, путешествуя с друзьями по стране.

Теперь он находится в крохотном номере сеульской гостиницы, в комнате без кровати и стульев - вместо этой европейской мебели на полу расстелена постель под светло-зеленым шелковым одеялом, а кресла заменяют ватные подушечки с вышитыми журавлями. За окном отеля тяжко и хрипло грохочет Сеул конца двадцатого века - древняя корейская столица содрогается и стонет от засилья своих бесчисленных автомашин.

На душе у писателя сейчас неспокойно, ей неуютно в этом убогом номере третьеразрядной гостиницы, она сникла и замерла, как попавшая в клетку певчая птица. И никакими силами невозможно сейчас раскрыть в этой душе те створы, за которыми таятся ее новые заманчивые песни. Лишь безмолвно тоскует она и бесшумно бьется о каменные стены, пытаясь найти в них спасительный выход и вылететь на свободу. Как часто бывает в такие минуты жизни, одинокому путешественнику стало невыносимо горько, отчаяние начало охватывать его, и он с детской горячей молитвою обратился к давно умершей матери.

О чем он молился? Просил уберечь от неудач в делах своих, беспокоился ли о здоровье или вымаливал у нее, именно у матери своей, нового творческого вдохновения? Писатель помнил всегда о материнской вере в его талант, она разделяла все сокровенные мечты его юности. Однажды, незадолго до ее смерти в маленьком домике на окраине русского городка услышал он невзначай простые и смиренные слова ее молитвы.

Тогда он приехал к матери и к отцу в их деревянный некрашеный домик с резными ставнями, с большим яблоневым садом позади, с разросшимися кустами смородины и малины у заборов - в родительский дом, где мог хоть ненадолго получить успокоение и мир для своей истерзанной тревогами души. В конце длинной пристройки было огорожено занавесью тихое место для его работы, там он и писал за некрашеным деревянным столиком при свете настольной лампы. Тихо, словно мышь, сиживал он в своем закутке, шелестя бумагами и покуривая, по многу часов в день.

И в один из этих затаенных летних дней в родительском дому он впервые узнал, что его мать верит в Бога, услышал, как она молится. Никогда раньше он не задумывался о том, что и у матери может быть свое великое одиночество, свой страх смерти и своя спасительная вера. Ему с детства представлялось, как и всякому ребенку, что мать сама беспредельна, всемогуща и бессмертна, как Божество, что она есть начало и причина мира... Но вот выбралась из своей спальни седая старая женщина с палочкой, с трудом преодолев низенький порог в двери, села на диван, тяжело вздохнула и надолго стихла.

Он тоже притих в своем закутке, почему-то весь напрягаясь душевно, и стал ждать свершения чего-то очень важного. Тогда и услышал он первые тихие слова материнской молитвы. Она молилась, потирая ладонью о ладонь, - как это принято с древних времен на Востоке. Ей показалось, что в доме нет никого, и она стала негромко вслух обращаться к Всевышнему:
 - Владыка небесный, прошу Тебя... Помоги тому, кто пишет книги. Пусть он напишет хорошие книги.
Затем помолчала немного и продолжила:
- Помоги, Боже, тому, кто лечит людей. Пусть он лечи хорошо и удачно.
И снова, потирая руки, смиренно попросила у Всевышнего:
- Пусть тем, кто учится, успешно дается учеба.


240Его старая, больная матушка просила у Небесного Владыки милостей для своих детей, вспоминая их поочередно. Все они только приступали к своей самостоятельной жизни, и, как это порою бывает, нелегкими оказывалось начало их пути. Мать тревожилась за них, и просьба ее к Богу была горяча и неистова, хотя и произносима спокойным, тихим голосом. Она просила за того, кто пишет книги - и это был он, начинающий писатель, еще не имеющий ни одной своей напечатанной книги. Она просила за того, кто лечит людей - и это была молитва за второго сына, врача, только что окончившего медицинский институт, еще не устроенного на хорошей работе, не имеющего своего жилья. И о двух дочерях просила, учившихся в Москве, самая младшая только что поступила в институт...

Он сидел в своем полутемном углу, затаив дыхание, и прослушал трижды повторенную матерью молитву за детей. Он ждал, когда же она, измученная многолетней тяжелой болезнью, попросит для себя исцеления или хотя бы облегчения страданий. Но он не услышал такой просьбы. Или совершенно забыв о себе, или опасаясь, что слишком много милостей просит она у Бога, мать ни единым словом не обмолвилась для себя. Он сидел над своими бумагами, низко склонив голову, обхватив ее руками, и беззвучно плакал, ибо ясно осознал в эту минуту, сколь близка уже неотвратимая погибель матери...

А теперь он известный писатель в России, его книги переведены на многие языки мира, и в Корее вышло уже несколько книг - сейчас он гость страны своих предков. Он здесь иностранец, почти не понимает по корейски, ему приходится на официальных встречах и выступлениях пользоваться услугами переводчиков. И все видели при этом, как ему бывает неловко, и он даже не в силах был скрыть выражение внутреннего смятения на лице...

А на одной неофициальной встрече в доме знаменитого художника в Сеуле он сказал что-то не очень понятное всем, да и ему самому, пожалуй, он сказал: "Мне стыдно, что я приехал на родину предков, не зная родного языка. Но я приехал сюда, как приезжают на могилу матери".

Тишина настала в доме художника. Сам хозяин, мощный сухощавый человек с лицом индейца воина, ею миловидная смешливая жена, гости - все умолкли и задумались, каждый по-своему воспринимая слова иностранного писателя. Чтобы постигнуть истинный смысл сказанного, надо было увидеть то. что вспоминалось писателю в маленьком номере сеульской гостиницы этой ночью при неутихающем грохоте проезжающих мимо по шоссе автомашин. Он сидел, скрестив ноги, на зеленом шелковом одеяле, внимал грозным звукам современного супергорода, а душа его пребывала в холмистом снежном краю средней России. И шум машин за окном гостиницы слился с гулом двигавшегося по обледеневшей дороге автобуса, в котором он ехал к старинному русскому городу.

В этом небольшом провинциальном городке и прожила последние годы мать, там умерла она и была похоронена на самом краю большого кладбища. На всех могильниках его были обозначены русские имена - и одна единственная корейская могила впервые за все времена появилась среди этих русских гробниц. ...

Они приехали вчетвером в этот зимний день: ее дети, которых она упоминала в своей молитве. Писатель и врач, их сестры: инженер и филолог. Вполне благополучные люди от сорока до двадцати пяти лет возрастом - все они собрались вместе, чтобы навестить могилу матери в день ее возвращения к иному - высшему существованию.

Она вернулась туда, откуда все приходят в этот мир, а здесь остался детям для утоления их тоски и жажды по материнской ласке лишь невысокий холмик, огороженный забором из железных прутьев. И хоть невелика была частица матери, оставшаяся на этой земле, но ее можно было потрогать руками, украсить цветами, окропить неутолимыми детскими слезами.

Они все вчетвером вышли из автобуса на остановке и, следуя друг за другом по вытоптанной в глубоком снегу тропинке, прошли вдоль дощатых садовых оград к подножию холма, на вершине которого было расположено старое городское кладбище. Когда они, миновав окраинные деревянные домики, увидели широкую расчищенную дорожку, ведущую вверх к заснеженным могилам, навстречу им выбежала черная веселая собачка.

Это была без единого светлого пятнышка угольночерная небольшая собака с очень живыми, смышлеными глазами. Острые стоячие ушки и кольцом закрученный хвост, широкая грудь и крепкие лапы придавали ее облику чрезвычайно бодрый, привлекательный вид. Поочередно обнюхав каждого, этот приветливый песик побежал впереди них, то и дело останавливаясь и оглядываясь назад. И все четверо, улыбаясь и переглядываясь, следовали за ним, думая и полагая одно и то же...

"Вам хотелось встретить нас и вы захотели показать нам, как рады тому, что мы приехали, - с усилием думал тогда писатель. - И вы или сами обратились в черную собаку, или вселили в нее дух радости и счастья и послали ее навстречу нам. И хотя это простая собака, низкое существо, но нет унижения в том, чтобы явить свое присутствие и благорасположение таким образом. Ведь вы любили каждую живую тварь на земле, берегли и лелеяли всех живых и все живое...

" Когда они подошли к воротам кладбища, черная собака в последний раз мелькнула где-то между сугробами и пропала из виду- Войдя на кладбище, они прошли по вытоптанным в сугробах дорожкам мимо множества крестов, памятников, обелисков, изукрашенных снежными валиками и пушистыми, шапками, и приблизились к материнской могиле. К ней тропинки не было, и сыновья, не проявив никакой нерешительности, двинулись прямо через глубокие сугробы, утопая в них по пояс. Белоствольные березы, увешанные тонкими снежными кружевами, обступали со всех сторон черные решетки могильной ограды.

Здесь и ждала мать своих, покоясь в русской земле под округлым снежным бугром, - светло улыбаясь с портрета в фарфоровом медальоне, который был вделан в прямоугольную плиту из гранита. Живые цветы, алые, как кровь гвоздики, легли на белый снег у подножия памятника. Дети же стали полукругом возле матери и затем, опустившись на колени, совершили земной поклон, обнимая холодный снежный покров, Писатель. Врач, Инженер. Филолог...

- Почему, почему мать покоится там, в русской земле, и она там одна, чужая среди сонма навечно успокоенных душ, - почему она там, а я здесь, на корейской земле, еще живой и полный сил, так одинок среди сонма живых душ моего народа? В чем смысл того, что мы, корейцы, живем так далеко на чужбине и там умираем - какое высшее предназначение мы выполняем при этом, безутешно страдая, никогда не утоляя своей духовной жажды? И знает ли она, Древняя Родина, об этой жажде и страданиях, как мать знает обо всех наших душевных смятениях и устремлениях?

Так думал писатель в ту неспокойную для него ночь в Сеуле, когда он в одиночестве тосковал в номере третьеразрядной гостиницы и вспоминал зимнее посещение материнской могилы в снежном краю далекой России. А за окном ревели, не утихая, забитые машинами улицы нового Сеула. В коридоре шумели подгулявшие, очевидно, постояльцы гостиницы.

Восток и Запад, они приходят к нам, а мы уходим к ним, - думал этот человек, кореец по происхождению, русский по своей культуре. Восток и Запад - может быть, это две совершенно разные ипостаси человечества, как мужчина и женщина - две разные ипостаси одного существа - человека. Возможно, высшим промыслом им подлежит любовь и брак - и родится от этого брака дитя, новое существо - могучий светлый посланец в будущее? Восток, Запад... Россия... Корея... Материнская могила. Влажная щепоть земли с края рисового поля.