Исповедь коре-сарам

Герман Ким

Исповедь коре сарам *

Я родился в городке Уштобе, в простонародье нареченном корейской столицей. Мой дом, в котором прошло все детство, находился на улице имени сталинского комиссара Климентия Ворошилова, а соседями были в основном корейцы. 4 русских семьи Дедовых, Воронкиных, Зуевых и Самсоновых составляли этническое меньшинство на весь длинный квартал. Позже, помню, появилась одна греческая семья с коровой на подворье и мы бегали к ним за молоком. Потом присоседились еще несколько семей то ли молдаван, то ли мордвы. В школе, менявшей свой номер: то она была 15-ой, то 261-ой, то снова 15-ой почти треть учеников имела короткие фамилии: Ким, Пак, Ли, Хван и т.д. Вокруг Уштобе располагалось с десяток корейских колхозов: "Дальний Восток", "Приморец", "Достижение", "Ленинский путь" и др., где жили в основном одни корейцы. Тогда в раннем детстве мне, казалось, что мы корейцы испокон веку жили на этих землях, и все вокруг меня родное, принадлежащее нам. Став чуть постарше, я понял, что хоть нас тут много корейцев, но не мы определяем, как жить, на каком языке говорить, чем заниматься. Александр Кан, молодой казахстанский писатель написал как-то, что всю жизнь его преследует комплекс инородца, который зачастую явственен в его произведениях. Признаюсь честно, я такого комплекса не ощущал. Мне не было особо стыдно, когда меня русские обзывали собакоедом, дразнили: "Ким, Цой, Пак сожрали всех собак". Я знал, что и русские с удовольствием откликались на приглашение нашего соседа - доброго дядюшки Воняги ( Хе Вон Тхяк) выпить самогонки-сури и поесть супа - "кяджян". Но вот, когда приезжали из колхозов дальние родственники, и громко говорили на корейском или с сильным акцентом на русском, меня это смущало. Ни в детском саду, ни тем более в школе я не говорил на корейском, русский был для меня изначально родным языком. Некоторые корейцы моего возраста, выросшие в сельской местности, довольно неплохо могут изъясняться на нашем диалекте. Мне же этого не дано, хотя довольно сносно понимаю, когда между собой старики говорят на коре мар. Я выучил литературный язык уже в начале 1990 годов в институте языкознания Сеульского национального университета.

Моего отца звали Ким Дюн Бин, но у него, как у многих других корейцев, рожденных в Приморском крае, имелось русское имя - Николай, посему я Герман Николаевич Ким. В Уштобе отец работал в корейском театре, совмещая сразу несколько должностей: завхоза, завсклада,
коменданта здания и инженера по технике безопасности. ( об этом я с удивлением узнал почти через 30 лет, обнаружив в Центральном Государственном архиве Казахстана документ о штатном расписании сотрудников театра). Рано осиротев, он не смог закончить даже средней школы. Его исключили из школы, за то что опрометчиво написал объявление о комсомольском собрании на оборотной стороне плаката, на котором была фотография отца народов - Сталина. Неутоленную жажду к знаниям он перевел на меня, и я был обречен учиться изо всех сил, чтобы оправдать его надежды. Говорят, что кто-то пророчествовал моему отцу, что один из его сынов станет большим человеком. Выбор пал на меня, так как ни моему старшему, ни младшему брату не досталось столь тяжелого отцовского внимания. Мне и так нравилось учиться, и уже в средних классах перечитал почти все книги школьной библиотеки. Но раз в неделю я стоял перед отцом по струнке и выслушивал уж в который раз его тирады о том, что если не выучусь, то не стану человеком. Что ж большим человеком я не стал, но ученый из меня, надеюсь, получился. Значит, сбылось, ибо в школе у меня было прозвище "профессор".

Родители мои ради будущего детей продали большой дом с пристройками, виноградником и огородом и переехали в столицу. Так я попал в новую школу. Полное ее название звучало для меня странно - "Средняя трудовая политехническая школа им. Валерия Чкалова Љ 55". Во всех старших классах моей новой школы нас учеников-корейцев было всего двое. Почти все закончившие со мной школу, а выпускников тогда было более 100 человек, пошли в технари и естественники. Многие поступили в престижные московские и сибирские вузы. Я, оказался исключением - гуманитарием.

Мне повезло, что волей счастливого случая поступил на специальное отделение исторического факультета. 6 лет я изучал параллельно историю и немецкий язык и в итоге получил две специальности. Затем после окончания университета 10 лет преподавал немецкий язык и всемирную историю в своем же альма матер. Эти годы пролетели быстро, я любил свою работу и собирался заняться всерьез германистикой.

Наступил апрель 1985 года. На смену дряхлым лидерам сталинской эпохи у руля страны встал Горбачев, открывший новую страницу в истории гигантской державы. Горби провозгласил всему миру, что Советском Союзе наступил период гласности, демократизации и перестройки. Эти три слова вошли тогда практически во все языки. Тогда впервые вслух стали говорить о депортации корейцев, и появилась огромная тяга к своей истории, поискам своих корней, возрождению этнической культуры и национального языка. Мне вновь повезло, что неожиданно получил место в аспирантуре и мог заниматься только изучением истории своего народа. 1986 год - мне 33 года, началась новая жизнь с чистого листа. Как ученый-историк я был малоискушенным новичком, по возрасту уже не юношей, а мужчиной с жизненным опытом. Такое сочетание было только на пользу, ибо мне не надо было освобождаться ни от старых идеологических догм и штампов официальной историографии, ни от юношеского романтизма и розовой наивности. Внешне, несмотря на возраст, я все же выглядел совсем несолидным, поэтому даже в жару и пекло южно-казахстанского лета, отправляясь в первый день в областной архив, облачался в строгий костюм с галстуком. Это действовало.

Вот так я приступил к исследованию истории советских корейцев и в первые годы работал с необыкновенным восторгом и энтузиазмом. В течение двух лет я объездил многие города и отработал множество архивов не только в Казахстане, но и Сибири, Дальнем Востоке и Узбекистане. Мой научный руководитель - академик Рамазан Сулейменов рекомендовал мне ограничить тему кандидатской диссертации только историей культуры советских корейцев. Однако я настоял на том, что буду исследовать все аспекты социально-культурного развития корейцев Казахстана. Поэтому, работая в архивах, я уподобился широкозахватной жаткой и "косил" все документы о коре сарам, попадавшие в мое поле зрения. Причем совершенно не обращал внимания на определенные хронологические рамки. Меня интересовало буквально все. Вскоре знал уже чрезвычайно много о прошлом своего народа.

Мои предки, чьи имена мне к великому сожалению неведомы, переселились из Кореи на русский Дальний Восток где-то во второй половине 60-х или начале 70-х годов 19-ого века. Их погнали на чужбину голод, природные катаклизмы и произвол корейских правителей. Сначала таких переселенцев насчитывалось несколько десятков и сотен, затем тысячи корейских бедняков ринулись на пустующие земли Приморского края.
Первое поколение коре сарам пыталось как можно быстрее приспособиться к новым условиям жизни в царской империи, а затем в советской России. Это поколение учило русский язык, активно принимало православие и затем через пару десятилетий столь быстро отказывалось от веры, стало сеять пшеницу вместо риса, жить в русских избах. Оно распахивало целину и готовило поле для посева.
Второе поколение, не успев попользоваться первыми плодами на новой земле, вынуждено было вновь повторить миссию предыдущего поколения. То есть, вновь адаптироваться к условиям Казахстана и Средней Азии. Хотя устраиваться пришлось на новых землях за тысячи километров от покинутых домов, благо, страна была одна, и не надо было, по крайней мере, учить другой язык и привыкать к новой системе. Поколение моих родителей героически выдержало все испытания, выпавшее на их долю и создало, казалось, прочный фундамент для нас - третье поколения.
Но и мы, третье поколение, вновь оказались в роли первопроходцев. Теперь нам приходится адаптироваться в условиях суверенных государств постсоветского пространства: Казахстана, Узбекистана и России и т.д. За последнее десятилетие пути развития этих стран, в которых проживаем мы - коре сарам, стали расходиться. Условия жизни, этно-культурная, языковая, религиозная ситуация в этих странах стали ощутимо иными.
Так, кто же мы - коре сарам ? С одной стороны мы, конечно же корейцы, и у нас много общего с "истинными", "настоящими" корейцами, проживающими на Корейском полуострове и миллионами собратьев, рассеянных по всему миру. У нас общие генетические корни, антропологический тип, этническая культура и язык. С другой стороны, нас столь же много и различает от других корейцев: иное прошлое длиной около полутора веков, в котором претерпели изменения и менталитет, и этническое самосознание, и тот же язык, и те же обычаи, и кухня, и даже внешний вид. Говоря, мы - коре сарам, мы подчеркиваем, что мы не хангук сарам** (южные корейцы) и не чосон сарам (северные корейцы). Этим мы показываем, что мы не больше и не меньше корейцы, чем наши собратья на Юге и Севере, мы просто иные корейцы.

Часто говорят, что мы - коре сарам практически утеряли свой язык, корейский язык для 4 и 5-ого поколения стал таким же иностранным как китайский или японский. Мы прекрасно обходимся без морепродуктов, мы не носим ханбок, не верим в Будду или Конфуция, мы не знаем элементарных с точки зрения корейских детей элементов народной культуры и сведений по истории страны. Наоборот, не представляем пищу без русского хлеба или душистого черного чая. Мы знаем с раннего детства русские народные сказки, учим в школе европейские языки, любим русскую и западную литературу, музыку, живопись. Имена у нас тоже не корейские, остались лишь только фамилии.

Однажды на научной конференции в делийском университете имени Джавахарлала Неру мне задали вопрос: так что же вас коре сарам делает корейцами?

Прежде всего, то, что мы ощущаем генетическое, этнокультурное и историческое родство с современными насельниками Корейского полуострова.

Во-вторых, мы коре сарам, никогда не пытались скрыть свою этническую принадлежность и на вопрос о национальности давали ответ: кореец. Национальность - кореец, всегда записывалось в паспорта и другие официальные документы. Коре сарам не отказывались от своей принадлежности к корейской национальности даже в период сталинских репрессий и депортации.

В-третьих, не только мы себя называли корейцами, но и нас так называли все окружающие народы. Подчеркну, что отношение к коре сарам со стороны всех других народов было однозначно положительным. Быть коре сарам никогда не было стыдным ни в России, ни в Казахстане, ни в Узбекистане. Поразительно, но о корейцах в бывшем Советском Союзе, когда все, везде, обо всем и обо всех травили анекдоты, практически нет ничего предосудительного кроме парочки безобидных шуток о пристрастии корейцев к деликатесу, именуемом на стандартном языке - босинтхан. В то время как весьма язвительные анекдоты о русских, евреях, чукчах,, армянах, хохлах и т.д исчисляются сотнями.

Говорят, что нет плохих народов, культур и национальных характеров. Я с этим полностью согласен. Однако, я думаю, что есть какие то особенности в национальном характере разных народов, ибо он складывался в течение многих веков и зависел от многих факторов: природных, экологических, географических, хозяйственно-культурного типа, геополитического положения страны, доминирующей религии и т.д.

Корейцы, как оседлый народ, веками были заняты растениеводством. В результате почти все отмечают ныне как национальную черту исключительное трудолюбие. Не случайно во всех странах, где проживают корейцы их называют "трудоголиками". Как-то читал интервью ректора Московского института международных отношений А. Торкунова, где он на вопрос чем отличаются корейцы ответил: "Трудолюбие, долготерпение, доброжелательность к окружающим, настойчивость в достижении цели". Я, пожалуй, согласен с уважаемым профессором.

Есть еще одна отличительная черта корейцев, которую я хотел бы отметить отдельно. О ней говорят и пишут многие исследователи. Это об исключительной способности корейцев быстро адаптироваться в новых социальных и экономических условиях. Причем за короткий период адаптация переходит затем в стадию аккультурации, которая не спешит трансформироваться в ассимиляцию.

Да, мы коре сарам, после депортации за сравнительно короткий срок адаптировались на новой земле и добились больших успехов. Из практически тотального аграрного населения мы превратились в высокообразованную, урбанизированную общину. Среди казахстанских корейцев десятки Героев Социалистического Труда, сотни докторов наук, были и есть министры в правительстве Казахстана, депутаты парламенты, известные деятели культуры, искусства, спорта и т.д. Коре сарам никогда не составляли даже одного процента в общей численности населения Республики. Но мы были заметными и поэтому составляли видимость того, что нас больше. Всякий раз, когда меня спрашивали о численности корейцев, мой ответ вызывал чувство удивления: "так мало?". Да, нас 100 тысяч в Казахстане, или лишь 0,6 процента всего населения.

Но не только мы - коре сарам, стали русскоязычными, впитали в себя культуру, усвоили обычаи и традиции окружающих нам народов, но и оказали в свою очередь влияние на них. К примеру, всеми признано, развитие рисоводства, овощеводства в особенности в выращивании лука, арбузов и дынь, во многом произошло благодаря коре сарам. Или иной, гораздо прозаический пример. Стоит пойти в любом городе Казахстана на базар, чтобы увидеть бойко торгующих всевозможными салатами кореянок, а рядом товарок иных национальностей и большинство покупателей составляют не-корейцы, иначе и бизнеса не получилось. Сейчас праздничный стол всех казахстанцев, включая и казахов, не обходится уже без морковь чхя. Эти салаты, которые очень отличаются от южнокорейских панчхан (закуски), прочно вошли в меню большинства ресторанов и кафе. Ну а в кафе и ресторанах корейской кухни гораздо больше посетителей иной национальности, чем самих корейцев.

Еще один немаловажный момент в жизни коре сарам - экзогамные браки. Ныне почти каждый второй коре сарам, в равной степени мужчины и женщины связывают свою жизнь с партнерами иной национальности. В одном из моих опросов среди студентов некорейской национальности был вопрос: есть ли среди ваших родственников и членов семьи корейцы. Ответ меня поразил, практически во всех семьях и среди родственников алматинских студентов некорейской национальности был близкий человек из коре сарам. Значит, корни коре сарам здесь на земле Казахстана зашли так глубоко, а связи так тесно переплелись с иными окружающими народами.

Меня часто спрашивают: вот, мол, немцы возвращаются в фатерланд, евреи уезжают на землю обетованную, греки в Грецию, русские - Россию и т.д., а корейцы? Иногда отвечаю в шутку: не дождетесь! Но это и всерьез. Мы коре сарам решили, что здесь наша родина. Об этом говорил и глава государства перед тысячами коре сарам, собравшимися во Дворце Республики в честь 60-летия проживания в Казахстане.

В чем же причина нежелания коре сарам вернуться на свою далекую историческую родину? Дело не в том, что правительство Юга, и тем более Севера не заинтересованы в репатриации коре сарам. Такая заинтересованность была бы даже нелогичной. В то время как ежегодно из Южной Кореи по разным причинам выталкивается десятки тысяч людей в зарубежье, а из Севера бегут сотни тысяч, спасаясь от голодной смерти, как можно говорить о какой-то репатриации? Но даже если такой призыв и прозвучал из Кореи, не думаю, что многие коре сарам отправились на свою историческую родину. Причину я уже объяснял: мы там чужие, мы не знаем языка, у нас иной менталитет, иные привычки, обычаи, образ жизни, мы не имеем жить в моноэтнической среде, мы там совершенно не-конкурентно-способны. Я это ощутил на собственном опыте. В Корее, при всем кажущемся дальнем родстве, я испытывал гораздо острее комплекс иностранца, чужеродного тела нежели чем в Германии или Америке.

Мы коре сарам в недавнем прошлом были едиными в великой державе. Теперь нас раскололи на части. Правда, не мы одни такие. То же самое произошло с казахами в Узбекистане или русскими на Украине. Но у тех есть хотя бы шанс вернуться на землю предков. Что же будет с нами? Превратимся ли мы через сто лет в казахстанских, узбекистанских, российских коре сарам? Станет ли для наших потомков родным языком казахский или узбекский язык? Примет ли 7-8 поколение коре сарам ислам? Растворимся ли бесследно мы на бескрайних просторах Евразии, полностью ассимилировавшись с доминирующими народами? Подобные вопросы стоят перед миллионами других зарубежных корейцев, проживающих в Америке, Китае, Японии и других странах.

Признаюсь честно, у меня нет ответов на эти вопросы. Одно могу сказать точно, что я не ощущаю чувства фатализма и не боюсь неизбежности судьбы. Это видимо от моей убежденности в том, что мы не исчезнем бесследно и не канем в вечность. Может быть, мы просто станем иными?
Как-то мой друг-казах на мое замечание о резком переходе на казахский язык, вызывающем чувство неуверенности и дискриминации у русскоязычных граждан Казахстана ответил следующее. "Не обижайся, у вас же есть историческая родина. У вас два корейских государства, которые, обязательно объединятся и все национальное, в том числе и язык сохранится на века, даже если вы коре сарами здесь все забудете. А у нас казахов нет другой страны и нам нужно все свое сохранить здесь на этой земле".

Мне нечего было возразить моему другу.

(* В прошлом использовался термин "советские корейцы", которые не были однородны в своем составе. Их можно было условно разделить на три группы. К первой, самой крупной группе относятся потомки (2-5 поколение) переселенцев из Кореи на русский Дальний Восток. Ко второй группе относятся сахалинские корейцы. В годы 2-ой мировой войны десятки тысяч корейцев были вывезены японцами в южную часть Сахалина. В настоящее время численность сахалинских корейцев составляет более 35 тыс. и они представляют 1-3 поколения. Третья группа самая малочисленная - бывшие граждане КНДР, оставшиеся в Советском Союзе.

** нынче среди местной молодежи в ходу называть южных корейцев "хангуками", а лиц женского пола - "хангучками")