Главная  /  Творчество  /  Проза  /  Хан Дин. КАК НАЗЫВАЕТСЯ ТОТ КРАЙ

Хан Дин. КАК НАЗЫВАЕТСЯ ТОТ КРАЙ

Хан Дин (Хан Дэ Ен)

«Как называется тот край»

310В этом году у матери нет дня рождения. Зато в будущем году у нее их целых два: первый - 4 января, а второй - 28 декабря. Так распорядилась луна, по движению которой мать размечала время - она вела счет дням по лунному календарю, как и все корейцы, жившие в те далекие времена, когда она родилась. Этот год, год Зайца, был високосным и потому долгим, шестой его месяц длился пятьдесят девять дней (По лунному календарю в високосный год прибавляется целый месяц).

Двойной солнечно-лунный календарь, который регулярно публикует корейская газета, был для Катюши чем-то очень восточным, символом не только древности, но и дряхлости. Она редко заглядывала в этот серый неопрятный лист с красными и синими цифрами, обозначающими солнечные и лунные дни, и, минуя смазанные иероглифы, находила нужные соответствия. Каждый год ей приходилось выискивать в этом календаре день рождения матери - маленькая синяя цифра блуждала в неизменных колонках общепринятых дат. Мать была стара и по возрасту, и по укладу жизни.

Три года назад Катюша рассталась с нею и переехала с мужем жить в небольшой прибалтийский городок. Младший брат Катюши тоже получил новое назначение и уехал в Караганду. Мать осталась совсем одна в далекой Алма-Ате и ждала, когда сын получит квартиру и заберет ее к себе.

По дороге домой Катюша думала о том, что в будущем году надо обязательно навестить мать в один из ее дней рождения. Моросил тоненький, как паутина, дождик, неслышно касаясь тугой поверхности зонта. У дождей, как и у людей, бывает свой собственный нрав. У корейцев только мелкий дождик имеет несколько прижившихся названий: "туманный", "росный", "ниточный"... 1/1 сейчас ниточный дождик не лил, не падал, а опускался, свешивался бесчисленными шелковистыми нитями, бесшумно разматывался с сероватых коконов облаков, стлался благородно по земле. Катюша любила этот дождь. Она свернула в переулок и вышла к своему дому. От дома уходила девушка-почтальон в синем пальто, ее золотистая коса выглядывала из-под разноцветного японского зонтика. С некоторых пор появление этой стройной девушки пугало Катюшу. Медленно и тяжело она поднялась на четвертый этаж, пошарила в сумке и достала ключ. В узкой щели между дверью и косяком ее ждала телеграмма. Катюша все еще надеялась, что это не та, иная, совсем обычная телеграмма. Но только она взяла телеграмму в руки, как сразу поняла: мама. Тетя Маша сообщала, что мать тяжело больна и просит ее приехать. Катюша не помнила тетю Машу, Соседка, наверное, Весть была не самая худшая - это еще не похоронка, Комната с наступлением вечера быстро темнела, а Катюша, потрясенная и растерянная, сидела на стуле, не раздеваясь и не включая свет.

Когда она родилась, матери было далеко за тридцать. Но Катюша была не первым ее ребенком. В 1937 году у матери родилась дочь, которая в том же злополучном году умерла в поезде, во время массового переселения корейцев с Дальнего Востока в Казахстан. Теперь старшая сестра могла бы быть бабушкой. Еще через четыре года, накануне войны, родился мальчик, который тоже недолго пожил - в 1946 году умер от дифтерита. Катюша знала, что мать не любит вспоминать об этих детях. В полной темноте Катюша вслушивалась в шум дождя за окном, и в этом тревожном шуме ей слышался голос матери, еще не старой, зовущей ее, маленькую, к ужину. Мамин голос, пропитанный запахом соевого соуса…

На исходе ноября в Алма-Ате было тепло и безветренно, как в пору бабьего лета. На деревьях сохранилась листва: Катюша спешила, она должна успеть, должна узнать последнюю волю матери, должна услышать последние слова ее, обращенные к ней.

Тяжело дыша от волнения и быстрой ходьбы, она наконец достигла лестничной площадки третьего этажа, хотела по привычке позвонить, но передумала и толкнула дверь. Не заперто. В квартире тишина. В первую минуту Катюше показалось, что здесь уже давно никто не живет. Она устремилась в спальню. Мать лежала на кровати с закрытыми глазами. Катюша ослабла, ноги от напряжения задрожали в коленях, подогнулись, она пошатнулась и опустилась на пол. Мать открыла глаза и посмотрела на Катюшу, в печальном взгляде отозвалось то, что она видит свою дочь. Мать очень изменилась, лицо ее стало маленьким, гуттаперчевым, волосы совсем побелели, сливались с наволочкой, и от этого исхудавшее желтоватое личико казалось еще меньше, терялось в обступившей его белизне. Катюша держала тонкую, безжизненную руку и терлась лбом о сухую ладонь. Это была самая грустная их встреча...

Человек не может видеть себя, как видит другого перед собой. Разве что в зеркале. Но странное дело, все же бывает, когда ты видишь себя со стороны отчетливо, возникаешь в пространстве, двигаешься, говоришь... Это - воспоминания.

 

311Катюша вспомнила, как мать носила ее в школу. Было ей тогда лет десять, она проткнула ногу ржавым гвоздем и не могла ходить. Вот мать и понесла ее на себе. На всю жизнь запомнила Катюша ту дорогу. Большие карагачи, листва и ветки их похожи на нестриженные головы бродяг, белые от пыли, стоят они по краям дороги. Печет солнце, и черные тени неподвижно лежат на толстом слое дорожной пыли. Катюша прячет лицо в мамину спину - ей стыдно, мать несет на спине ее, такую уже большую.

Спасибо, мама... Мать неподвижно лежит на кровати, дыхания ее не слышно... Мать все еще лежала с закрытыми глазами. Она была аккуратно причесана, из-под подушки выглядывал краешек гребня. Мать следила за собой. В полночь Катюша поставила возле ее постели раскладушку и легла. Свет не гасила, и возможно поэтому сон не шел к ней. И все же уснула. Неизвестно, сколько прошло времени. Проснулась от сильного толчка. Качалась люстра, беспорядочно плясали тени. Катюша оцепенела, внутри все сжалось, напряглось. Она помнила и знала, что такое землетрясение. Ей стало страшно.

- Воды... - услышала она слабый голос матери. Катюша принесла кипяченой воды, приподняла голову больной и напоила мать. Та с усилием сделала два маленьких глотка и откинулась на подушку.
- Мама, как вы себя чувствуете, что-нибудь надо? Мать не отвечала, продолжала глядеть в потолок, но немного погодя с трудом выговорила:
- Там… в нижнем ящике... в шкафу... моя одежда. Принеси... Катюша принесла весь ящик. Сверху лежал сложенный кусок шелковой красной ткани,
- Эта красная - для менджон* (Менджон - траурное полотнище с именем умершего)
В ней, в складках посмотри, листок… там... моя фамилия и ее бон** (Бон - место происхождения фамилии, рода).
В самом деле Катюша обнаружила сложенный вдвое тетрадный листок с пятью иероглифами. Мать говорила так же тихо, но теперь в ее голосе чувствовалось некоторое смущение.
- Знаю, что это необязательно... Но ведь все так делают... Ну, да ладно... Там должны быть еще корейские кофта и юбка...

Катюша выложила кофту и юбку белого цвета на стол. Есть ли душа у одежды? На живом человеке она живет и двигается как ее хозяин, - и выглядит еще привлекательней на молодом, юном теле. Но эта белая одежда показалась ей мертвой, Катюша пересилила себя и прикоснулась к ней, стараясь скрыть отвращение... Еще в ящике оказались тонкие одеяла, двухслойные из розовой и белой тканей, нижнее белье и даже пара корейских носок - босон. На самом дне ящика лежали два золотых кольца и серьги, связанные белой ниткой. Кольца, наверное, обручальные. Катюша сразу же усомнилась в своей догадке. Когда поженились родители, эти вещи были им недоступны, скорее всего они приобретены гораздо позже, в один из тех счастливых дней, когда жили безбедно. А серьги? Мать никогда не носила их. Да и проколоты ли у нее уши? Катюше стало стыдно, что она совсем не знает свою мать.

- Возьми себе… Мать говорила как всегда не торопясь, но слова ее Катюша слышала строгими и торжественными. Больная вытащила из-под подушки конверт и протянула дочери.
На конверте тоже иероглифы.
- Здесь тысяча рублей, - сказала и добавила - на похороны...
Мать готовилась сказать дочери еще какие-то слова. Последние слова... Перед Катюшей возникло видение, большой чан для хранения слов, находящихся где-то в душе. И они, слова, с тихим шорохом покидают сосуд одно за другим. На дне чана, который в душе у матери, осталось всего несколько слов...

Через два дня пошел сильный дождь, а к вечеру повалил снег. Он падал всю ночь, и к утру ветки с еще неопавшей листвой тяжело наклонились к земле, время от времени с треском обламывались. Остро пахло мокрой корой деревьев. К вечеру спустился туман и сильно похолодало, но ненадолго. Наступила оттепель, застучала капель, увы, обожженные морозом листья сморщились и увяли. Первый же ветерок смахнул их с ветвей. В комнате было тепло. Катюше показалось, что на щеках у матери появился румянец.
- Помыться бы... - сказала мать. Катюша не поняла.
- Вы хотите искупаться в ванне?
- Принеси таз с теплой водой… и полотенце...
- Как бы не простудились...

Катюша приподняла больную, и посадила. Она сделала все, как та велела: сняла рубашку, намочила полотенце, выжала, и растерла исхудавшее тело, как можно осторожнее, стараясь не причинить боль. Вытерла мать еще и сухим махровым полотенцем, надела чистую рубаху и уложила в постель. Унесла таз, подтерла пол.

- Не устали, мама?
- Легко-то как... - мать попыталась улыбнуться, и, помолчав немного, сказала. - В каждом деле важнее всего начало и конец. Это относится и к человеческому существованию, наверное... - она опять помолчала, - Но вот что интересно... родиной называется то место, где человек рождается, а как называется место, где он умирает? Есть ли такое слово? Не может быть, чтобы у этого места не было своего названия. Должно быть... Ласковое, грустное... Чтобы при упоминании о нем защемило в груди...

Слова матери поразили Катюшу. Прощаясь с жизнью, человек думает о каких-то абстрактных понятиях… Но… действительно, есть ли такое понятие? Есть ли такое слово в корейском языке, в других языках?

Катюша задумалась. Раньше ее земляки, корейцы, жили, старели и умирали там, где родились. Так было из века в век. Понятие "родина" означало не только место рождения, но и место смерти. И не надо было придумывать Катиным предкам другое слово, а теперь...

Ни один кореец или кореянка, родившиеся до 1937 года на Дальнем Востоке, не умрут на своей родине. Да и не только они. Сама Катя вряд ли сможет в старости вернуться на свою родину - в Казалинск. Судя по всему, никакой надежды на это у нее нет. Родителей не выбирают. Но мать хотела, чтобы место, где она будет предана земле, имело свое название, дорогое и близкое, такое же, как слово "родина"...

Катюша вышла на улицу. Ночь была светла; полная, пятнадцатидневная луна царствовала в зените ночного неба, и Катя слышала шорох падающих лунных лучей. Когда вернулась в дом, увидела, что мать, лежа, расчесывает волосы. Катюша взяла у нее расческу, помогла.
- Когда я умру, не забудь меня причесать...
- Не говорите об этом. Вы скоро выздоровеете!.. Мать как бы не слышала ее.
- Я не причиняла людям зла... Меня не пошлют в плохое место... Я, конечно, не верю, что там есть плохие места... Я говорю к слову, на всякий случай...

Мать умолкла. Она спала.
Сначала Катюша не поняла, что произошло, но почувствовала что-то неладное. Вроде бы та же комната, все стоит на своих местах, мать лежит на постели, как и вчера. И все же... очень уж тихо говорит она и как-то непонятно. Катюша прислушалась и поняла - мать говорила по-корейски! До вчерашнего вечера они разговаривали только по-русски, потому что дочь не знает родного языка.
- Что вы сказали? - на всякий случай переспросила Катюша.
- Когда я умру, сразу закрой мне глаза и рот, - по-корейски сказала мать и снова дочь не поняла мать.
- Мама, повторите еще раз! - попросила Катюша с надеждой, что на этот раз мать заговорит по-русски. И опять в ответ раздалось непонятное бормотание. Катюша недоумевала. Что случилось с матерью? Почему она заговорила с. нею по-корейски? Ошеломила внезапно пришедшая мысль: решила за что-то наказать. Но тут же стало стыдно - не способна на это ее добрая мама. Тогда почему? Старческое слабоумие? У матери разрушается память? Мать смотрела в потолок и говорила свои последние слова...

Катюше в который раз стало не по себе. Ее охватил ужас, когда представила, как гниют и отсыхают, тонкие, словно капустные листья, пленки коры мозга. Листья отпадают и отпадают. И вот... остался только твердый остов - белая кочерыжка памяти. Что же она такое? Может, память детства? Не потому ли люди говорят, что старики впадают в детство? Может, именно поэтому ее матушка сейчас говорит на корейском языке, на языке детства, впитанном с молоком матери?..

- На сберкнижке две тысячи рублей, раздели их с братом... Жаль, что не увижу внука. Воспитывай его, - отдавала последние распоряжения умирающая, а Катюша не понимала ее и плакала, сидя на полу у кровати.
- Мама, мама... Я ничего не понимаю... Я не понимаю тебя...
На ее громкий плач прибежала соседка тетя Маша. Увидев Катюшу на полу, сокрушенно спросила:
- Скончалась?..
- Нет... Она что-то говорит по-корейски, а я не понимаю...
Тетя Маша прислушалась к речи умирающей и стала медленно переводить:
- На сберкнижке две тысячи... раздели их с братом, живите...

Наконец приехал брат Геннадий, выслушав Катюшу, сам заговорил с матерью по-корейски.
- Мама, здравствуй, я приехал...
- Здравствуй, сынок, хочешь есть?
- Нет, мама.

Когда и где выучил брат эти корейские слова? Катюша завидовала ему. Многое бы она отдала за то, чтобы поговорить с мамой в последний раз, но... мать больше ни слова не сказала по-русски. Будто только и дожидалась приезда сына, в ту же ночь умерла. Ее последними словами было:
- Как же называется тот край... Эти непонятные корейские слова навсегда врезались в память Катюши, их звучание, интонация. Смысл их перевела ей после похорон тетя Маша:
- Как же называется тот край... Катюша подошла к окну, приоткрыла его, пахнуло холодом.

"Мой сын поймет меня в мой последний час. Я не буду прощаться с ним на корейском языке". Так думала Катюша, собираясь домой, в маленький прибалтийский городок. Она так никогда и не узнала, почему последние земные слова мать произнесла по-корейски...